21 октября / 3 ноября Святая Церковь празднует память преподобномученика Неофита (Осипова), включенного в Собор новомучеников и исповедников Российских в 2009 году. Ближайшие сподвижники Патриарха Тихона именовали архимандрита Неофита (Осипова) Аввой, своим духовным наставником. Именно у него, как у способного духовно рассудить обо всем, искали разъяснения и молитвенной поддержки в скорбях, выпавших на долю Церкви. Причиной тому послужила усвоенная им духовная мудрость, дарованная ему Богом за неотступное молитвенное делание и поучение в Священном Писании. Оказалось, что в тяжких гонениях на Церковь именно такой человек — знаток Библии и Церковного предания, аскет и молитвенник был востребован в качестве духовного руководителя, аввы. Именно такому человеку предстояло стать светильником, позволяющим найти верный путь в сложных, ранее не виданных коллизиях.

О таких светильниках говорил преподобный Петр Дамаскин: «Получивший дар внимания Божественным Писаниям, как говорят отцы, находит всякое благо, сокрытое во всех Писаниях… то есть в упразднении о Боге и чтении Божественных Писаний, ибо иной вид имеет Писание пред другими людьми, хотя они и думают, что знают его, и иной — пред удалившим себя для того, чтобы непрестанно молиться, то есть иметь мысль о Боге вместо дыхания во всем»[1].В сане архимандрита архимандрит Неофит с 1918-го по 1922 год был личным секретарем Святейшего Патриарха Тихона, чье прославление мы недавно отмечали. К этому памятному дню, 9 октября сего года, вышла в свет книга «„Авво мой родной!“: Жизнеописание, избранные труды и переписка преподобномученика Неофита (Осипова)». Заглавием книги стала строчка, которой начинались письма к отцу Неофиту священномученика Кирилла (Смирнова), митрополита Казанского.

В первой части книги освещаются деятельность преподобномученика Неофита на духовно-учебном поприще, его страдания в тюрьмах, ссылках и лагере, его взаимоотношения с выдающимися иерархами XX в., пострадавшими за Христа и прославленными в лике святых, — исповедником Патриархом Тихоном, священномучениками Кириллом Казанским, Серафимом Угличским и священноисповедником Афанасием Ковровским. Вторую часть книги составляют библейско-богословские труды отца Неофита «Мысли об имени» и «Мысли о стыде» (последний публикуется впервые) и в третьей части содержится переписка Аввы с единомышленниками (некоторые письма публикуются впервые).

Святейший Патриарх Тихон избрал скромного ученого монаха своим секретарем, поскольку знал его до этого времени долгие годы. С 1891-го по 1897 год будущий архимандрит Неофит, тогда Николай Осипов, уроженец города Августова Сувалкской губернии, сын военного фельдшера, окончившего службу в чине унтер-офицера в интендантской должности вахтера Александра Осипова и его жены домохозяйки Елены, учился в Холмской духовной семинарии. Архимандрит Тихон (Беллавин) был в ней сначала инспектором, а затем ректором.

Услышав в августе 1900 года весть о пострижении своего воспитанника, тогда уже студента Санкт-Петербургской академии в монашество, владыка Тихон написал архиепископу Флавиану (Городецкому): «За Осипова можно порадоваться; он скромный, дал бы только Бог устоять ему»[2] . Выбор студента Осипова не был продиктован карьерными соображениями по духовно-учебной линии. Еще на первом курсе в семестровом сочинении он уподобил заповедь о миссионерстве «шедше научите вся языки»[3] другой евангельской заповеди — о монашестве: «Могий вместити да вместит»[4].

Сходство между ними отец Неофит усматривал в том, что обе они не являются обязательными для всех и во всякое время, но при наличии определенных условий (в первом случае готовности почвы к принятию проповеди, во втором — способности вместить) невыполнение их является нарушением воли Божией. 27 сентября 1900 года монах Неофит был рукоположен во иеродиакона, а 14 мая 1901 года — во иеромонаха. Темой кандидатского сочинения отец Неофит избрал «Библейское учение о правде Божией»: любовь к Библии и постоянное поучение в ней были его отличительными чертами в течение всей жизни.

Испытав себя на миссионерском поприще в Китае в 1902–1903 годах, отец Неофит трудился в духовно-учебных заведениях, был смотрителем Тихвинского духовного училища, ректором Самарской, а затем Волынской духовных семинарий. Вольный семинарский дух, характерный для того времени, отец Неофит старался усмирить созидательной для душ воспитанников деятельностью — налаживал с помощью компетентных в пении и проповедническом деле помощников семинарское богослужение, устраивал воспитанникам участие в полемике со старообрядцами под руководством опытного преподавателя, заботился об эстетическом и физическом воспитании семинаристов, много потрудился для учебного и миссионерского дела. Архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) глубоко уважал архимандрита Неофита и в письмах к преосвященному Флавиану (Городецкому) называл его: «Наш достойнейший ректор»[5].

Все годы служения архимандрит Неофит переписывался со своим духовным наставником преосвященным Тихоном (Беллавиным), старался посещать его, иногда проводил с ним в богослужебном общении дни Страстной и Светлой седмиц. Промысел Божий готовил будущему Патриарху Тихону такого секретаря, который не только прекрасно знал Священное писание, творения отцов Церкви, каноническое право, историю Церкви, агиографию, но и разбирался в современном течении общественной мысли. Этому способствовала работа в Духовном цензурном комитете. С вступлением в должность Обер-прокурора Святейшего Синода В. Н. Львова отец Неофит вместе с другими членами синодальных учреждений покинул их. Некоторое время он продолжал жить в Александро-Невской лавре, где был помощником председателя духовного собора Лавры, кроме того исполнял обязанности наместника до приезда назначенного Святейшим Синодом епископа Прокопия (Титова).

Отец Неофит, как и его духовный наставник архиепископ Тихон, принял участие в Предсоборном совете с 13 (26) июня в Петрограде. На заседаниях девятого отдела — о монастырях и монашествующих отец Неофит предложил многоступенчатую систему управления монастырями (которые должны были соблюдать общежительный устав) с помощью Синодального, Окружного и Епархиального монашеских советов, а также Всероссийского, Окружного и Епархиального монашеских съездов. Важным считал отец Неофит создание при городских и штатных монастырях, где это было возможным, трудовых, благотворительных и просветительных братств, в которые привлекались бы иноки, находящиеся вне монастырей. В его проекте большое значение придавалось уставному богослужению с обиходным пением и назидательными чтениями, созданию церковных мастерских, типографий, трудовых братств. И хотя этот проект не мог быть реализован в годы гонений, но его идеи очень важны для сохранения духа монашества в наше время.

Имя отца Неофита не обнаружено в списках членов Поместного Собора Православной Российской Церкви.

Однако он был избран соборянами председателем комиссии для издания Православного месяцеслова, служб всем русским святым и лицевых святцев. В комиссию вошли профессоры Б. А. Тураев, И. А. Карабинов, С. С. Глаголев, иеромонах Афанасий (Сахаров)[6].

В 1918 году отец Неофит переехал в Москву, где служил в Крестовой церкви Троицкого патриаршего подворья на Самотеке и заведовал патриаршей ризницей[7], встречал посетителей Святейшего Патриарха и митрополита Евсевия, экзаменовал готовящихся к священнической или диаконской хиротонии.

Современник Патриарха Тихона выдающийся церковный историк М. Е. Губонин вспоминал: «До 1922 года, обитая на Троицком подворье, Святейший Патриарх Тихон в тех случаях, когда не совершал богослужения где-либо в московских или подмосковных храмах, обычно служил или присутствовал в алтаре своего маленького Сергиевского крестового храма — очень уютной домовой церквушки былых митрополитов Московских и Коломенских. Храм… непосредственно соприкасался с покоями Святейшего. Службу в нем обычно правили иеромонахи подворья, но в 1920–1922 годах преимущественно служил архимандрит Неофит, личный секретарь Патриарха, как говорили, крещеный еврей: черноволосый с небольшой проседью среднего возраста человек, в темных „дымчатых“ очках с золотой оправой. Он не выговаривал букву „р“. Диаконствовал почти всегда архидиакон о[тец] Автоном… Бывало за всенощным после отпуста, когда в храме становилось совершенно темно и горящими оставлялись лишь некоторые лампады…, и когда большинство молящихся уже начинало потихоньку расходиться по домам, вдруг внезапно в алтаре вспыхивал яркий свет, с клироса раздавалось неожиданно приятное „Ис полла эти деспота!“, разверзались царские врата и на солею неслышной походкой в рясе и белоснежном патриаршем куколе… быстро выходил Святейший. Осенив всех присутствующих на три стороны общим святительским благословением и с улыбкой поклонившись слегка народу, он уходил обратно. Но это — как исключение; видимо, когда не было времени. В большинстве же случаев подходил к ступеням солеи и благословлял всех молящихся, сейчас же друг за другом, „гуськом“ подходивших к нему, с любовию и умилением взирая на его необычный лик»[8].

В 1922 году в связи с изъятием церковных ценностей против Патриарха было возбуждено уголовное дело. 5 мая 1922 года Патриарху было объявлено, что по его делу начинается следствие. В тот же день все находившиеся на тот момент на Троицком подворье были арестованы, и среди них архимандрит Неофит. Руководивший операцией начальник 6-го (антирелигиозного) отдела ГПУ Е. А. Тучков 7 мая постановил привлечь отца Неофита к следствию и заключить под стражу как причастного «к антисоветской деятельности, проводимой патриархом Тихоном». Отец Неофит был допрошен и «забыт» в одиночной камере на полгода. Он оказался единственным из арестованных насельников Троицкого подворья, кто получил срок. Как было записано со слов архимандрита Неофита в протоколе допроса от 26 сентября 1927 года, после очередного вызова в ОГПУ с последующим арестом, «был выслан в 1922 году по 1925 год, за что, не знаю»[9].

Быший чекист Н. Безпалов в своих воспоминаниях предложил свое объяснение: «Внимание охранки, — писал Н. Безпалов, — остановилось на личном секретаре Патриарха иеромонахе Неофите. В этом направлении Неофиту делалось предложение через его брата-коммуниста. Доходили ли предложения ВЧК до Неофита, неизвестно, но ВЧК от посредника своего получала отрицательный ответ. Потом, при „ликвидации гнезда церковников“, ВЧК отомстила несговорчивому секретарю и отправила его в ссылку куда-то на Север, хотя никакого преступления за ним и не числилось, его даже не решались и судить»[10].

Среди первой партии зырянских ссыльных церковников 1922 года оказались вместе с отцом Неофитом митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), который «нес свое величие и светлость по тюрьмам и этапам России»[11], архиепископ Астраханский Фаддей (Успенский), церковный писатель С. И. Фудель.

Село Усть-Вымь при слиянии рек Выми и Вычегды, куда попал в ссылку о. Неофит, имело богатую историю, связанную с именами первых пермских святителей Стефана, Герасима, Питирима и Ионы. В селе была не только церковь, но и мужской монастырь.

В ссылке отец Неофит оказался вместе с московским протоиереем Владимиром Богдановым. Летом 1923 года к ним приехал сосланный сюда же епископ Афанасий (Сахаров). Продолжалась работа владыки Афанасия над службой Всем Русским святым. Позднее он писал в предисловии к дополненной им службе: «…Ознакомившись с новой редакцией службы, восторженные почитатели нашего праздника, между прочим, митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), секретарь Святейшего Патриарха Тихона архимандрит Неофит (Осипов), нашли сделанные дополнения и изменения заслуживающими внимания и одобрения и советовали и сами содействовали распространению исправленной службы и популяризации июльского праздника»[12]Из ссылки отец Неофит, знавший о страданиях Святейшего Патриарха за Церковь, писал ему: «Чего бы я только не отдал, чтобы вырваться отсюда и быть с Вами в Москве»[13]. Рассказывая об этому двоюродному брату отца Неофита, будущему наместнику Псково-Печерского монастыря архимандриту Сергию (Гаврилову), Патриарх ласково называл отца Неофита чудаком: «А я так наоборот, с удовольствием уехал бы куда-нибудь подальше в тихое место и жил бы себе там потихонечку. Право, вот чудак-то!»[14]

Как ни желал отец Неофит быть рядом с Патриархом Тихоном, но так и не получил возможности проводить его в последний путь, освободившись из ссылки уже после похорон Святейшего. Отец Неофит поселился в Москве на Трубной улице, в действующих в Москве храмах не служил.

Среди близких отцу Неофиту священнослужителей был архиепископ Серафим (Самойлович). В письме к отцу Неофиту от 7 марта 1927 года[15] вскоре после своего ареста и последующего освобождения он, благодаря Авву за прозорливое предсказание этого события, писал: «Дорогой отец Архимандрит! Какую песнь благодарности сложить Вам? Да понятно, почему так решительно укладывали в мой камилавочник всякое довольствие, которое было мне напоминанием Вашей любви и попечительности. Спаси Вас Христос»[16]. В этом письме раскрывается еще одна грань отношений владыки Серафима к отцу Неофиту как к лицу, способному преподать старческий совет.

26 сентября 1927 года отец Неофит был вызван в ОГПУ на допрос по поводу перехваченных органами писем к духовно близким людям. Этот факт нашел отражение в письме неизвестному адресату священника А. из Ярославской епархии: «Доктор Т[учков] имел любезность сам освидетельствовать Батюшку и после диагноза положил в свою лечебницу, где он с 13/26 сентября и находится»[17].В деле содержится протокол допроса от 8 октября 1927 года, который вел следователь А. В. Казанский, с ответами на вопросы о политической платформе Церкви во время революции и деятельности Святейшего Патриарха:

«Вопрос: Почему Вы считаете, что Церковь антисоветской деятельностью никогда не занималась?

Ответ: Она, Церковь, должна быть аполитичной.

Вопрос: А была ли она таковой в действительности во время революции?

Ответ: Да, она была аполитичной.

Вопрос: А как же тогда рассматривать заявление бывшего патриарха Тихона в Верхсуд с раскаянием в контрреволюционной деятельности, его послание вскоре по освобождении с раскаянием в том же, его так называемое „завещание“ или предсмертное послание и т. д.?

Ответ: Он не вмешивался в антисоветскую деятельность.

Вопрос: А зачем же тогда он это писал?

Ответ: Не знаю».

Через десять дней отцу Неофиту было объявлено постановление о предъявлении обвинения по II части статьи 58/10 УК с содержанием под стражей. Под документом стояло следующее добавление: «Настоящее постановление мне объявлено: читал, но не могу принять. 18/X 1927 г.[ода]. Н. Осипов»[18].

В ссылке отец Неофит поселился в деревне на берегу реки Ангары.

Деревня была «богатая, но не сочувствующая ссыльным и холодная к вере»[19]. Отец Неофит жил совершенно одиноко, не имея ни «церковных соузников», ни «местных богомольцев»[20]. Начала налаживаться переписка с близким кругом единомышленников. Весной 1928 года отец Неофит сообщил в письме владыке Серафиму (Самойловичу) детали следствия: «В моих двух допросах четыре пункта: нежелание беседовать о знакомых, непризнание законной перемены формы высшего церковного управления, согласие с Соловецкой декларацией и отрицание контрреволюционной деятельности Патриаршего управления»[21].

В одном из писем к отцу Неофиту владыка Серафим говорил о значении его исповедничества: «Простите, друже, что таким восторгом исполняется душа моя при одном воспоминании Вашего имени, зная Ваше смирение и простоту. Но ведь это делание не Ваше, оно — Божие. Вы восхотели подчинить свою волю воле Творца, Вы послушно пошли по стопам Божественной правды, и сама правда стала вещать Вашими устами и преклонять сердца многих Вашим мужеством и готовностью идти этим же путем мужества и исповедничества… Всегда имею Вас в своих молитвах, благословляю Вас и лобызаю Ваши узы…"[22]. В другом письме выражал свою любовь и благодарность: «Все Ваши письма так дороги мне, что я мало чувствую тяготу разлуки. Все так дорого, все так богато в своем духовном величии, что говорит о спасении души нашей…"[23].

Авторитет отца Неофита был исключительно высок. Он был в числе тех, кто хорошо знал все шаги Патриарха по управлению Церковью, образ его мыслей. Отца Неофита почитали как человека близкого к Патриарху, как живого выразителя воли покойного Патриарха. Его мнения ждали, к нему прислушивались, распространяли копии его писем и выписки из них «ввиду ясности выводов о. Н[еофита] и ввиду верности его взглядов»[24]. Стремились уведомить его о происходящем и получить его ответ и благословение.В сибирской ссылке отец Неофит все свое время посвящал молитве, размышлениям о судьбах Церкви и богословским трудам. В июле 1933 года отец Неофит поселился в городе Угличе, а в июне 1934 года переехал в деревню Заболотье Егорьевского района Московской области, где в то время жили многие прошедшие репрессии священники и монашествующие[25].

Весной 1935 года началось следствие по делу о «тайной егорьевской церкви». В справке на арест большинства обвиняемых от 4 апреля 1935 года говорилось, что в Казанской церкви города Егорьевска существует группировка церковников — «попы, монахи и бывшие люди», члены группировки «помогают ссыльным, дают ночлег вернувшимся из ссылки, осевшим за стокилометровой зоной»[26].

В деле имеются два протокола допросов отца Неофита — от 26 мая и от 2 июня. В протоколе от 26 мая на вопрос распространял ли отец Неофит среди своих знакомых «слухи о якобы проводимых гонениях на веру православную и духовенство?» давался следующий ответ:

«Среди своих знакомых и посещающих меня слухов о проводимых гонениях на веру и духовенство я не распространял. Но не скрываю, что у меня существуют личные убеждения, что на духовенство гонения имеются. Убеждения у меня возникли вследствие того, что ссылки по отношению ко мне были несправедливы, выслали меня не как контрреволюционера, а как служителя культа»[27]. Задавались вопросы о связи с митрополитом Кириллом, епископом Афанасием, а также о том, почему отца Неофита считают за «большого молитвенника и прозорливца»[28]. Лаконичные ответы не давали следствию никаких новых сведений.

9 июня 1935 года следствие было окончено, отца Неофита приговорили к 5 годам исправительно-трудовго лагеря.

В Антибесском отделении Сиблага под городом Мариинском в сентябре 1937 года было заведено групповое дело профессора М. А. Терехина, по которому было приговорено к расстрелу 9 человек, в их числе был отец Неофит. В перечнях изъятых при обыске предметов (у каждого заключенного таких предметов не набиралось и десяти) можно встретить такие, как «деревянная иконка», «деревянный крестик», «маленький лоскут холстины с вышивкой крестом», «нагрудник холщовый с крестами» (так, видимо, названа епитрахиль), «Евангелие малого размера», практически у всех — тетради, письма, переписка, чистые листы бумаги. Судя по материалам следствия, у отца Неофита были также изъяты письма, но не подшиты к делу. Все лагерное имущество отца Неофита состояло из восьми пунктов: кроме писем были изъяты часы, ремень, ножницы и несколько книг, в числе которых были Евангелия. Достигнув края земной жизни, страдальцы-лагерники достигли и подлинной евангельской нищеты, внешним выражением которой была житейская нищета.В единственном, не считая двух очных ставок, содержащемся в материалах дела допросе отца Неофита был вопрос, говорил ли отец Неофит слова: «Сейчас на воле идут массовые аресты, сидят ни за что, за слово тебе дают 58 статью». Ответ был следующим: «Что я слышал эти слова, это верно, и что передать другим то же самое мог, так что считаю в этом нет ничего особенного, потому что ждать освобождения, основания этому не вижу, раз говорят об арестах»[29].

В одном из свидетельских протоколов говорится, что к отцу Неофиту в ветеринарную часть приходили люди, подходили под благословение, о чем-то говорили. А сам он писал много частных писем, но куда передавал их, неизвестно[30].

3 ноября 1937 года архимандрит Неофит был расстрелян, следующим днем датирован расстрел с соседнем отделении Сиблага архиепископа Серафима (Самойловича), 20 ноября был расстрелян под Чимкентом митрополит Кирилл (Смирнов).

«Никто ничего не сообщит мне об отце Неофите? — писал 24—25 декабря 1940 года из Белтбалтлага епископ Афанасий (Сахаров) диакону Иосифу Потапову, — …Грустно и тяжело, что так много растеряно друзей… Да, да, подобает, да и это слово Христово исполнится: «и разлучат вы…" Но по-человечески это очень тяжело, тяжелее всяких других лишений»[31].

Владыка Афанасий стал хранителем богословских трудов отца Неофита и приложил немалую заботу исполнить волю лиц, передавших ему эти труды — чтобы в одну из Духовных академий попали «Мысли об имени», «Мысли о стыде» и «Псалтирь в богослужебных книгах», Владыка писал в письме архимандриту Сергию (Голубцову): «Может быть, не нашему поколению, а будущему они принесут пользу»[32]. Однако хранить бумаги расстрелянных священнослужителей было опасно, и решение о передаче трудов одной из Академий Патриархия не приняла.

Владыка Афанасий писал отцу Сергию (Голубцову) об авторе трудов: «Отец Неофит был выдающийся знаток Священнаго Писания, особенно Псалтири. Последнюю он знал так, что если бы Вы назвали ему какую-либо цитату, он немедленно прочитал бы Вам на память соответствующий текст. И наоборот, если бы Вы прочитали ему какой-либо текст, он, не задумываясь, сказал бы Вам цитату. Несомненно, он и раньше занимался изучением Священнаго Писания и по должности преподавателя и ректора Семинарии, и по любви к слову Божию. А с половины 20-х годов, оставшись без всякаго дела и удаленный даже от знакомых и друзей, он занимался исключительно и единственно Священным Писанием»[33].

После кончины владыки Афанасия труд «Мысли об имени» оказался у архимандрита Иннокентия (Просвирнина) и был передан в Центр изучения, охраны и реставрации наследия священника Павла Флоренского и опубликован в журнале «Начала»[34]. Архив владыки Афанасия, хранившийся у отца Иннокентия был передан частично в храм города Петушки Владимирской области — последнее место пребывания святителя, частично — в Церковно-исторический архив ПСТГУ, частично — в институт Русского языка им. Виноградова. Среди документов, попавших в ЦИА ПСТГУ, оказался труд отца Неофита «Псалтирь в богослужебных книгах», состоящий из двух частей. Первая часть, сохранившаяся в виде машинописной тетради, представляет собой анализ содержания псаломских строчек в различных богослужебных книгах, вторая (в виде рукописи) — является росписью последовательно каждого стиха псалма по богослужебным книгам: Октоиху, Минеям, Триоди, Часослову, Требнику и др. Этот справочный труд был, вероятно, написан в 1927—1928 гг., поскольку известно, что незадолго до второго ареста в 1927 г.

«Мысли о страхе» и «Мысли о стыде» были найдены О. В. Косик в архиве Владимирской епархии.

Год написания «Мыслей об имени» неизвестен, но они помечены как первый том произведений отца Неофита. Работа над этой темой шла в русле принятого на Поместном Соборе 1917—1918 гг. решения о всестороннем исследовании понятия «Имя Божие», в том числе и по Библии. Московский имяславческий кружок Н. М. Соловьева, в который входили профессор А. Ф. Лосев, отец Павел Флоренский, профессор Д. Ф. Егоров, В. А. Симанский (отец будущего Патриарха Алексия I), П. С. Попов, а также принимал участие М. А. Новоселов, собирался раз в месяц или чаще на квартире Н. М. Соловьева и обсуждал проблемы, связанные с имяславием. Кружковцы считали необходимым добиться от Патриарха Тихона отмены прещений, наложенных на имяславцев. На одном из заседаний кружка — 27 марта 1921 г. в присутствии отца Павла Флоренского, профессора Д. Ф. Егорова, В. А. Симанского и других Н. М. Соловьевым была высказана критика взглядов отца Неофита и архиепископа Илариона (Троицкого) на проблему имяславия. По словам Н. М. Соловьева, ратовавшего за популяризацию имяславия как среди ученых, так и среди простецов, архимандрит Неофит и архиепископ Иларион могут уловить верующих «в свои сети», сделать их сторонниками такого взгляда: «Будем разбираться, а мысли пусть идут». Если Н. М. Соловьев точно передал позицию отца Неофита, то она была такова, что не следует спешить с общецерковным решением вопроса об имяславии, а нужно пока заниматься исследованием данного вопроса, собирая и анализируя разные суждения[35]. Разумеется, отец Неофит знал, какое давление оказывают на Патриарха участники кружка. Окончен был труд, по всей вероятности, в Зырянской ссылке, где отец Неофит находился с 1923-го по 1925 г. В конце 1920-х годов были написаны «Мысли о страхе» и в 1928 — 1930 гг. «Мысли о стыде».В трудах «Мысли об имени», «Мысли о страхе» и «Мысли о стыде», а также в трудах, не дошедших до нас, отец Неофит использовал метод, который его собратья-единомышленники в переписке называли «симфонией библейских мыслей». Действительно, собирая цитаты из Библии об исследуемом понятии воедино, отец Неофит приводил эти россыпи в единую стройную картину — «симфонию».

Первооткрывателем этого метода для отца Неофита явился его научный руководитель по Санкт-Петербургской духовной академии архимандрит Феофан (Быстров). В рецензии на кандидатское сочинение отца Неофита он писал: «В богословской науке есть свои основные понятия. Эти понятия имеют весьма существенное значение в деле раскрытия многих богословских вопросов и, однако, нередко сами остаются научно не вполне выясненными и проверенными. Понятно, что от этого происходят неизбежные недоразумения, единственно надежным средством для устранения которых является научно-критическая их с библейской точки зрения проверка. Опыт такой проверки и имелся в виду, когда автору была предложена и им избрана тема касательно правды Божией»[36]. С помощью метода «симфонии библейских мыслей» в том кандидатском сочинении отец Неофит установил связь между понятием правды Божией и родственными ему понятиями истинности, верности и святости, а затем определил отношение правды к сотериологическим проблемам.

Метод «симфонии библейских мыслей» состоит в том, чтобы выявить все смыслы изучаемого понятия, которые подразумеваются в Библии, установить связь между ними и выявить их сотериологическое значение.

В 1930-е годы отец Неофит составил методом «симфонии библейских мыслей толкование на первый псалом «Блажен муж». Были ли созданы толкования на другие псалмы — неизвестно. Что это было за произведение «Блажен муж», видно из еще одного письма митрополита Кирилла от 25 апреля 1934 г., в котором он сообщал о разрыве в пересылке толкования: «4-й полулист мой оканчивается так: „Духовная маслина плодовита в доме Божием Пс. 51/10. Праведники духовные финики и“, 7-ой мой полулист начинается так: „состояние его природы. Что гордится земля и пепел Сир. 10/9“ …Постараюсь все переписать и пошлю Е[катерине] А[лександровне] Л[ебедевой] заказной бандеролью». Из этих строк угадывается, что при толковании на стихи псалма отец Неофит привлекал параллельные места Библии, что обогащало читателей новыми смыслами хорошо известных псаломских стихов. Это придавало толкованию большой интерес и ценность и подвигало маститого митрополита на переписку «этого чудного произведения». «С духовным наслаждением проследил я данное Вами раскрытие смысла 1-го псалма. — писал Авве митрополит Кирилл. — Ваши десять полулисточков показывают, каким методом должна созидаться вся система православного нравственного Богословия. Горе нам, что таких библеистов, какие нужны для этого созидания, у нас едва ли имеется кто-нибудь, кроме Вас. И да сохранил бы на дольше силы Ваши и жизнь, чтобы Вы успели дать как можно больше образов надлежащего пользования Библией».Тогда же был создан труд «о спасении, искуплении, вере и пр." по Библии и церковным песнопениям, он был послан отцом Неофитом митрополиту Кириллу (Смирнову), который при переезде из ссылки в Гжатск, отправил ящик с облачением и этой рукописью по почте, и посылка пропала. От этого драгоценного, по выражению митрополита Кирилла, труда у него уцелело лишь переписанное им предисловие, но оно в настояшее время не обнаружено.

Известно, что у отца Неофита был замысел составить труд «Мысли о правде» в продолжение его кандидатского сочинения в СПбДА «Библейское учение о правде Божией», но нет сведений, в какой мере удалось осуществить задуманное.

Отдельные богословские мысли отца Неофита из области экклесиологии, посвященные жизни Церкви в условиях гонений, были высказаны в письмах разным лицам.

Другие темы, рассматриваемые в недошедших до нас письмах, касались вопросов юридизма и морали, суда и правды, христианской нравственности, материализации духовных истин в жизни, богослужения православного и западного.

Вопросам экклесиологии гонимого православия посвящены сохранившиеся письма отца Неофита архиепископу Серафиму (Самойловичу) и священнику Николаю Дулову, а круг богословских тем, интересующих Авву, обозначен в единственном уцелевшем письме епископу Афанасию (Сахарову). Основные экклесиологические размышления содержались в утраченных письмах отца Неофита к митрополиту Кириллу, как это видно из ответных писем последнего. Труды отца Неофита, несомненно, были богатой духовной пищей для единомышленников в дни всеобщего духовного голода. В кругу святых единомышленников отца Неофита говорилось о его жизни как о «чудном житии», о его трудах как о «чудных произведениях», «богатом вкладе в богословскую науку». Владыка Кирилл считал, что богословские труды и отдельные размышления отца Неофита помогают уяснить содержание православной нормы — той, которой следует руководствоваться верующему в условиях, когда Церковь гонима, когда нет богослужебных книг, закрыты храмы, недоступны старцы.

Митрополит Кирилл писал Авве: «Если бы можно было удлинять срок одной человеческой жизни за счет другой, то я с любовию отдал бы все остающееся мне дни жизни, чтобы удлинить Вашу жизнь и сроки того богоозарения, каким сияют труды Ваши по изучению и истолкованию Св[ятой] Библии. Сохрани и помоги Вам Господи еще и еще в этих трудах… Уповаю, что Господь воздвигнет продолжателей Вашего дела изучения и истолкования Библии по созданному Вами методу, и Православная Русская Церковь будетъ иметь подлинно православные системы богословских наук, излагаемые словами Библии».

Завет священномученика Кирилла, и все житие аввы Неофита, и все, что чудом уцелело из его богословского наследия — все это несомненно должно найти отклик в сердцах церковных людей, мучениколюбцев, молящихся пострадавшим в годы гонений на Русскую Церковь святым словами священноисповедника Афанасия: «Приидите, небеснии предстателие наши к нам…»

[1] Преподобный Петр Дамаскин. Творения. М., 2001. С. 130.

[2] Письмо Экзарху Грузии Флавиану (Городецкому) от 1 сентября 1900 г. // Письма святителя Тихона. С. 71, 93.

[3] Мф. 28, 19–20.

[4] Мф. 19, 12.

[5] РГИА. Ф. 834. Оп. 4. 1905–1912. Д. 1202. Л. 54.

[6] Комиссия не успела приступить к работе, но в 50-х годах XX века епископ Афанасий, единственный оставшийся в живых член этой комиссии, начал работу по сбору и систематизации служб русским святым. Ему удалось собрать более 200 служб, в большинстве своем не опубликованных. Результатом этой работы стали машинописные дополнительные минеи, причем сентябрьский том был подготовлен целиком. В конце 70-х годов XX века, когда Издательство Московской Патриархии приступило к изданию служебных Миней, дополнительные Минеи владыки Афанасия, а главное, сама идея расширения состава служебных Миней были использованы (см.: Афанасий (Сахаров), священноисповедник // ПЭ. Т. 3. С. 699–704).

[7] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 2. Д. 40969. Л. 95.

[8] Губонин М.Е. Из воспоминаний // Богословский сборник: К 75-летию со дня кончины святого Патриарха Тихона. 2000. № 6. С. 305–306.

[9] Там же. Л. 203 об.

[10] Троицкое Сергиево подворье. С. 257.

[11] Фудель С. И. Воспоминания // Собр. соч.: в 3 т. Т. 1. С. 100.

[12] Служба Всем святым, в земле Русской просиявшим. С. 13.

[13] Современники о Святейшем Патриархе Тихоне / Сост. М. Е. Губонин. Машинопись. Т. 1. Кн. 1. Л. 215.

[14] Там же.

[15] Архиепископ Серафим (Самойлович) и Е. А. Тучков: подробности взаимоотношений / Публ. и вст. статья П. В. Каплина // Вестник ПСТГУ. Сер. II: История. История Русской Православной Церкви. 2006. Вып. 3 (20). С. 129–135. (Далее: Архиепископ Серафим (Самойлович) и Е. А. Тучков: подробности взаимоотношений).

[16] Архиепископ Серафим (Самойлович) и Е. А. Тучков: подробности взаимоотношений. С. 130.

[17] Там же.

[18] Там же.

[19] ГА РФ. Ф. Р-5919. Оп. 1. Д. 1. Л. 272.

[20] ГА РФ. Ф. 5919. Оп. 1. Д. 1. Л. 272.

[21] «В душе – истина и в душе – единение с ревнителями». Письма преподобномученика архимандрита Неофита (Осипова) священномученику архиепископу Серафиму (Самойловичу) 1927–1928 гг. / Вступ. статья, публ. и примеч. О.И. Хайловой // Вестник ПСТГУ. Сер. II: История. История Русской Православной Церкви. 2015. № 6 (67). С. 141.

[22] ЦИА ПСТГУ. Фонд священномученика Серафима (Самойловича).

[23] Там же.

[24] Там же.

[25] Дамаскин (Орловский), игум. Преподобномученик Неофит (Осипов) // Московские епархиальные ведомости. 2009. № 1–2.

[26] ГА РФ. Ф. 10035. Д. 40969. Л. 1–8.

[27] Там же. Л. 96–97.

[28] Там же.

[29] Архив УФСБ РФ по Кемеровской области. Д. П-11246. Л. 56–56 об.

[30] Там же. Л. 132–132 об.

[32] «Молитва всех вас спасет». С. 438.

[33] Там же. С. 437–438.

[34] Неофит (Осипов), архим. Мысли об имени. С. 5–118.

[35] ЦА ФСБ РФ. Д. Р.-49509. Т. 4. Л. 679.

[36] Отзывы наставников о курсовых соч?