В начале осени нам пришли сразу две приятные новости: по итогам прошедшей весной защиты диссертации коллегия МГУ имени М. В. Ломоносова присудила выпускнику и преподавателю Богословского факультета ПСТГУ священнику Алексею Андрееву степень кандидата философских наук — отец Алексей по окончании нашего вуза учился в аспирантуре Философского факультета МГУ. Кроме того стали известны итоги конкурса диссертаций по религиоведческой тематике, организованного Русским религиоведческим обществом (РРО) совместно с издательством «Новое литературное обозрение» (НЛО). Отец Алексей стал победителем этого конкурса — он получил грант на издание монографии по теме своей диссертации: «„Поиск исторического Иисуса“ как исследовательская традиция в зарубежном религиоведении: становление, методологические установки, актуальные подходы». Мы поговорили с отцом Алексеем о теме его исследований, опыте учебы в аспирантуре МГУ и богословских проблемах, которые затронуты в его работе.

Отец Алексей, Вы успешно защитили диссертацию в МГУ, какова дальнейшая процедура? Что нужно делать потом, чтобы получить степень кандидата наук?

В МГУ присуждение ученых степеней происходит на основании решения внутренней коллегии университета (в иных вузах итоги защиты должны быть утверждены ВАК). Для утверждения итогов защиты собирают комиссию из нескольких профессоров с разных факультетов (в зависимости от темы работы), и до тех пор, пока все привлеченные специалисты не дадут свои отзывы, степень не присуждается. Обычно процесс занимает около полугода, но в нынешних условиях дело может затянуться.

Тема Вашей диссертации — поиски так называемого исторического Иисуса. Расскажите об этой исследовательской программе.

В евангельском тексте переплетены история и богословие. До XVII века Евангелие как часть Священного Писания интерпретировалось по преимуществу как богословский текст, но с XVII столетия стали предприниматься попытки прочитать этот текст с использованием методов исторической науки.

Насколько успешной оказалась эта программа?

Скажем так, она дала весьма много для лучшего понимания Писания в целом (как Ветхого, так и Нового Заветов): удалось лучше узнать иудаизм эпохи Второго храма, восстановить сведения о мистических течениях в этой среде во времена земной жизни Христа. И хотя при зарождении этой исследовательской программы она стояла скорее в явной оппозиции христианству, в итоге принесла немало пользы не только религиоведению, но и богословию. Но все-таки стоит помнить, что у ее истоков стояли люди, настроенные весьма антирелигиозно: многие из них прямо стремились своими исследованиями доказать несостоятельность церковной христологии.

В своей работе Вы говорите о традиционной периодизации поисков исторического Иисуса, но при этом критикуете эту периодизацию, почему?

Если первый этап поисков исторического Иисуса более-менее ясен, он начинается с работ Германа Реймаруса и завершается трудами Альберта Швейцера (с конца XVII до начала XX в.), то дальше начинаются сложности. Период, начиная от работы Швейцера «Поиск исторического Иисуса» и до Карла Барта и Рудольфа Бультмана включительно часто называют периодом отсутствия поиска. Хотя Барт и Бультман действительно скептически относились к попыткам исторического изучения свидетельств об Иисусе, я не вполне согласен с таким обозначением данного периода: в немецкой среде, где идеи указанных авторов пользовались успехом, поиски действительно не велись, но одновременно с этим в англоязычной среде существовали независимые исследовательские проекты, вполне укладывающиеся в рамки изучаемой программы. А во второй половине XX в. появляется большое число независимых проектов в рамках данного направления: можно сказать, что сейчас каждая группа исследователей представляет собой отдельное явление, так что трудно выделить какой-то общий базис или говорить о хронологическом разделении этого периода. «Первый поиск» в этом отношении проще — там господствовали близкие методологические предпосылки: критическое отношение к церковному наследию на основании позитивистской научной парадигмы.

Расскажите поподробнее о методологических предпосылках исследователей периода первого поиска.

Авторы этого периода пришли не на пустое место: к этому времени некоторые библейские книги уже анализировались в рамках позитивистского подхода. Например, высказывались различные гипотезы о происхождении Пятикнижия Моисеева. Исследователи доказывали, что этот сборник не написан самим Моисеем, а является собранием документов, созданных в разное время, при разных исторических условиях, что в нем отражены различные этапы формирования иудейского богословия. Благодаря таким работам академическое сообщество было уже отчасти подготовлено к новому этапу библейских исследований, но никто пока не решался применить те же самые методы для анализа Нового Завета: сакральный статус этих текстов защищал их от такого критического подхода. Существует стереотип, что научная библеистика выросла из Реформации, но как раз у протестантов на первом этапе не было особого интереса к историческим исследованиям библейских текстов. На самом деле теми предшественниками, которые создали базис для дальнейшего формирования программы поисков исторического Иисуса, стали английские деисты. Это для них сакральные тексты традиционных религий были лишь помехами на пути к познанию Божественного откровения, которое, по их мнению, принципиально доступно любому человеку. Таким образом, именно в рамках их мировоззрения тексты Нового Завета оказались принципиально десакрализованы. Человек, положивший начало поискам исторического Иисуса, Герман Реймарус, сам придерживался деистической мировоззренческой установки. Он попытался посмотреть на жизнь Иисуса исходя из исторического контекста Его эпохи — политической ситуации в Палестине, мессианских ожиданий иудейского народа. В итоге он пришел к выводам, весьма отличавшимся от традиционных христианских. Он считал, что помимо исторического содержания евангельский текст нагружен дополнительными богословскими, мифологическими и иными смыслами и при этом является результатом сознательного, идеологически обусловленного редактирования. Именно таков главный методологический базис данной программы.

Можно ли говорить о том, что у истоков программы стояла предпосылка методологического атеизма, или, если говорить языком богословия, отрицание действия Промысла Божьего в истории?

А на языке религиоведения такая позиция называется исключением трансцендентного из исследования. Скажем так, важнее была не мировоззренческая установка, а ее следствие — десакрализация новозаветных текстов, позволившая исследовать их так же, как и любой другой исторический источник. Правда, деистическая концепция тоже оказывала влияние: после Реймаруса появилось большое количество исследований, где евангельские чудеса пытались интерпретировать в рамках картезианской парадигмы мира, в которой чудес принципиально быть не может. Последняя тема, тема чудес в Новом Завете, — это, кстати, отдельная проблема. И атеисты, и консервативные авторы соглашаются, что то или иное решение вопроса обязательно будет связано с определенной философской парадигмой. Это уже не просто историческое исследование. Обычно авторы не стремятся решать вопрос о том, действительно ли чудеса имели место, а исходят из того, что чудо воспринималось как нечто реальное свидетелями события и авторами текста.

Вы сказали, что исследовательская программа поисков исторического Иисуса принесла много полезного и религиоведению, и богословию. Расскажите об этом поподробнее, наверное, можно начать с религиоведения.

В религиоведении удалось «вписать» раннее христианство в общий исторический контекст истории как иудаизма эпохи Второго храма, так и эллинистического мира в целом. До этого историей Церкви, в том числе и на раннем этапе, занимались почти исключительно богословы, а религиоведам оставалась история иудаизма, античного язычества и синкретизма эллинистической эпохи. Программа поисков исторического Иисуса помогла сломать этот барьер. Кроме того, появился некоторый перечень установленных фактов, который принимается практически всеми исследователями, несмотря на их конфессиональные убеждения (включая сюда и атеистов). В частности, можно считать окончательно побежденной мифологическую школу: сейчас почти никто из серьезных исследователей не сомневается в реальном существовании Иисуса из Назарета. Это особенно важно для отечественного дискурса, учитывая популярность мифологической школы в рамках раннего периода атеистической пропаганды советской эпохи. Кроме того, не без влияния поисков исторического Иисуса удалось разработать ряд формальных критериев для оценки исторической аутентичности текстов. Именно в силу того, что эти критерии формальные, их можно использовать далеко за рамками исследований истории христианства: они применимы и в исследованиях текстов Корана, и при попытках отделить биографию реального Владимира Ильича Ульянова от мифологических сюжетов о Ленине.

Что Вам, православному священнику, дал опыт учебы в аспирантуре Философского факультета МГУ?

Я встречал довольно много священников, которые учились в МГУ. Мне нравится учиться, мне это интересно. Могу отметить очень содержательные лекции моего научного руководителя Владимира Васильевича Винокурова. На самом деле, там целая плеяда блестящих преподавателей: Алексей Валентинович Апполонов, Иван Павлович Давыдов — всех не перечислишь. Блестящим ученым был и мой первый научный руководитель на кафедре — Кирилл Иванович Никонов. К сожалению, он скоропостижно скончался на втором году моего обучения. Это был выдающийся исследователь, который своими глазами видел много различных перемен в религиозной жизни нашей страны. Хотя в годы учебы я служил в Твери, в Николо-Малицком монастыре, но, по благословению игумена, я брал выходные в те дни, когда у меня были пары в МГУ, так что проблем с этим не было. Я с радостью вспоминаю это время.

Интересно, что Кирилл Иванович Никонов ранее был научным руководителем небезызвестного протодиакона Андрея Кураева, но при этом Кирилл Иванович по своим убеждениям был атеистом. Не мешало ли это вашему сотрудничеству?

Абсолютно не мешало. На кафедре есть преподаватели самых разных убеждений, есть верующие люди, такие как Валерий Яковлевич Саврей или Илья Сергеевич Вевюрко, есть те, кто придерживается иных мировоззренческих установок. Это нормально, это не мешает образованным, культурным людям уважать друг друга и работать вместе. За годы учебы мне ни разу не приходилось видеть, чтобы кого-то из коллег или студентов критиковали за то или иное мировоззрение. Этот опыт взаимодействия с людьми разных убеждений тоже очень важен.

Возвращаясь к теме Вашей диссертации, у истоков исследуемого течения стояли люди с ясно выраженной деистической предпосылкой, и их мировоззрение очевидным образом влияло на методологию их исследований. При этом сама предпосылка ими воспринималась как нечто очевидное. Но сейчас общепризнано, что влияние мировоззрения на методологию и результаты исследования в гуманитарных областях неизбежно и не вполне верифицируемо самим исследователем. Как быть с этой проблемой?

Вы затронули одну из важнейших методологических проблем, которую сейчас обсуждают все исследователи. Между прочим, в процессе развития программы поисков исторического Иисуса как раз и нарастал элемент рефлексии исследователей. Если тексты времен первого поиска показывают весьма сильную предвзятость авторов, абсолютно убежденных в очевидной истинности своих мировоззренческих предпосылок, то сегодня исследователи подходят к таким вопросам значительно осторожнее и критичнее. Это тоже один из результатов данной программы. Мы хорошо знаем, что каждый из нас субъективен и предвзят, потому и важен постоянный диалог исследователей друг с другом.

А есть ли что-то полезное, что программа поисков исторического Иисуса дала богословию, в частности богословию православному?

Конечно, с православной догматикой эта программа несовместима: для нас Писание — это откровение Божие, пусть и записанное и переданное нам человеческими руками. Но при этом поиски исторического Иисуса могут многое дать хотя бы для апологетики, например, показав несостоятельность мифологической школы. Да и для тех, кто черпает сведения об истории раннего христианства из книг Дэна Брауна, тоже важным бывает показать, что история христианства была иной, ссылаясь не на святых отцов, которые для них авторитетом не являются, а на научные работы, которые, в силу авторитета науки как таковой, для этих людей более значимы.

Вы сказали о православной догматике. А что Вы скажете о такой программе, как православная библеистика? Ведь есть подход, согласно которому современная библеистика — это вообще интерконфессиональная научная дисциплина и в таком качестве уже даже не богословская наука.

Это очень хороший, но при этом очень сложный вопрос. Можно сказать, что здесь у нас даже не расхождение теории с практикой, а вообще полный развал: в наших семинариях и академиях есть кафедры библеистики, где преподают православные священнослужители, ими издаются учебники. Значит, можно сказать, что православная библеистика есть. Но при этом целый ряд вопросов, связанных с изучением Библии, можно проводить в рамках обычных исторических, филологических и религиоведческих исследований. Но все-таки, если из библеистики вообще исключить конфессиональный элемент, то, на мой взгляд, исчезнут основания вообще выделять исследование Библии как самостоятельную область знаний. Тогда это будет обычным религиоведческим исследованием одного из многих собраний религиозных текстов. И куда в таком случае мы отнесем изучение опыта рефлексии над Библией христианских отцов? А ведь соотнесение наших размышлений о Писании со святоотеческим опытом прочтения Библии — это всегда одна из насущнейших задач, причем именно богословских. При этот тот факт, что целые пласты библейских исследований интерконфессиональны и, погружаясь в них, приходится иметь дело с авторами самых разных мировоззрений, делает библеистику самой сложной из наук, изучаемых в духовных школах. Но здесь мы уже далеко выходим за рамки моей узкой исследовательской области.

Отец Алексей, традиционно считается, что для успешного исследования материала ученый должен любить свой предмет. Вы же, будучи священником, обращаетесь в рамках своей научной деятельности к текстам, изрядная доля которых явно оппозиционна христианству. Не было ли для Вас проблемой погружаться в мир таких авторов?

Проблема была, особенно когда речь шла о периоде первого поиска: там авторы не стеснялись в выражениях. Сейчас даже те авторы, которые критически настроены по отношению к христианству, так уже не пишут. Но сам я, вникая в эти тексты, искал контраргументы и находил их довольно часто в более поздних произведениях этой же традиции. Сейчас мне это очень помогает, когда приходится отстаивать христианскую веру в диспутах с самыми разными людьми.

Остается только поблагодарить Вас за беседу, еще раз поздравить с успешной защитой и пожелать скорейшего официального присуждения заслуженной степени кандидата наук.